Ночной крик - Страница 47

– Не знаю. Это ваша работа – искать объяснения. Но я уверен, что неповторимых вещей попросту не бывает. В конце-концов, кто-то мог купить такой же плащ, подготовившись заранее, или еще что-то в этом роде.

– Хорошо. Разберемся! – Федор Карпович устало вздохнул и вытер большим клетчатым платком вспотевший лоб. – Ты, Вика, будь поосторожнее. И не суйся никуда, ради бога. А вы, Матвей Игнатьевич, успокойтесь. Я не собираюсь тащить в тюрьму вашу подопечную без веских на то оснований. Но проверить просто обязан, вы уж не обессудьте. В конце концов, речь идет об отравлении.

Неопределенно мотнув головой, доктор, не попрощавшись, быстро вышел прочь, громко хлопнув дверью. Участковый задав Вике еще парочку несущественных вопросов, последовал за ним, попутно разогнав зевак по домам.

Вика осталась одна. Ей все еще не верилось, что ее собирались отравить, как какую-нибудь бездомную кошку. Дело принимало серьезный оборот. Кого-то она здорово достала. Но кого же?

И вдруг, совершенно неожиданно, она обнаружила разгадку. Когда Федор Карпович, заподозрив попытку ограбления, попросил ее проверить, все ли ее вещи остались на своих местах, Вика, бегло оглядев комнату, сказала, что ничего не пропало. Сейчас выяснилось, что она ошибалась. Кое-что исчезло, просто она сразу этого не заметила. На краешке сундука, куда она положила Венькину тетрадь со стихами, теперь ничего не было. Тетрадь непостижимым образом исчезла…

Едва обнаружив пропажу, Вика бросилась к сундуку и со стуком откинула тяжелую крышку: дневник покоился на самом дне, там, где она его оставила. Что же получается? Действительно ценная вещь осталась на месте, а похожая на нее, но не представляющая никакой ценности с точки зрения постороннего тетрадка стихов была похищена! Вывод напрашивался только один: кто-то знал, что она обнаружила дневник, но не вполне внятно представлял себе, как он выглядел. Тетради были действительно похожи, если не считать того, что одна из них сильно пострадала от огня. Таким образом, Вика была вынуждена отбросить очевидного свидетеля: Тимур видел дневник, он очень подходил на роль похитителя – да что уж скрывать, и отравителя тоже, – но он прекрасно знал, что настоящий дневник – обгорелый. И опять-таки отсутствие мотива. В этой игре Тимур был чем-то вроде Джокера – опасная и таинственная фигура, которая обладает большой скрытой властью, но не обнаруживает своих намерений до поры до времени.

Но если отбросить Тимура, оставалось одно: кто-то подслушал ее разговор с Окунцовым на почте, – легче легкого, она ведь так орала, – опередил ее и, похитив дневник, подсыпал в варенье отраву, не зная при этом, что похищает совсем не ту тетрадь. Думая, что завладел тем, за чем охотился, преступник не мог оставить в живых Вику. Она непременно заявила бы о похищении и дело пошло бы насмарку: круг людей, по-настоящему заинтересованных в этой бомбе замедленного действия, не так-то широк, вычислить среди них преступника довольно просто – достаточно проверить их алиби на определенное время. "Что ж, довольно логичные выводы. Я начинаю делать успехи, – похвалила себя Вика. – Хорошо бы еще умудриться дойти до самого конца и не подохнуть раньше времени".

Глава 18

Еще раз поразмыслив обо всем, Вика пришла к выводу, что настала пора поговорить начистоту с самой Гаевской. Она довольно долго барабанила кулаком в дверь, но тщетно: то ли ее не хотели впускать, то ли Гаевской в самом деле не было дома.

Решив ненадолго отложить визит, Вика, не снижая темпа, направилась к своей второй подозреваемой. Она так и не поверила доктору, утверждающему, что Эмма прикована к постели. До недавнего времени Вика считала себя реалисткой и не читала даже гороскопов, но после происшествия на кладбище и зажившего на глазах укуса на руке Тимура, она поверила в чудеса помимо воли. Эмма способна была излечиться, а значит, способна была и подсыпать отраву. Конечно, возникали некоторые сложности с ее присутствием на почте – ведь именно в тот момент ее осматривал доктор, – но кто сказал, что она, в дополнение к своим многочисленным талантам, не обладала еще и даром ясновидения?

Вика признавала, что ее обвинения Эммы достаточно невнятны, а любой следователь, услышавший хотя бы половину фантастических предположений, запросто скончается от хохота. Именно поэтому она желала лично убедиться том, что Эмма действительно избавилась от раны.

Или не избавилась.

Тогда придется начинать все сначала.

– Входите, не заперто, – раздалось в ответ на ее стук. – Я в гостиной, проходите, пожалуйста.

Вика осторожно отворила дверь большой комнаты и сразу же увидела Эмму. Неестественно бледная, она лежала на застеленном диване у окна. На придвинутом вплотную журнальном столике было разложено несколько карт, остальную стопку женщина держала в руке. При виде девушки, Эмма слегка улыбнулась и осторожно положила колоду на стол.

– Здравствуйте, Вика, – сказала она немного насмешливо. – Пришли убедиться в том, что я действительно не могу ходить?

– Это вам карты рассказали? – спросила девушка с вызовом.

– Зачем же? Нет, – Эмма улыбнулась. – Звонил Матвей Игнатьевич и сообщил мне о ваших, Вика, подозрениях. Милейший, кстати, человек, все принимает близко к сердцу.

– А вы – не такая?

– Я? – Эмма, казалось, задумалась. – Нет, я не такая, – ответила она, наконец.

Вика скептически улыбнулась, услышав такое признание. Откровенность Эммы не произвела на нее впечатления.

– Что же ты стоишь? Если хочешь – и если у тебя хватит смелости – посмотри на рану сама.