– Ну, и что прикажете с этим делать? – воинственно спросила баба-богатырь, после чего торжественно водрузила свою ношу прямо на стол к администраторше, поверх недописанного бланка.
– Опять? – вздохнула администратор, виновато покосившись на отступившую в сторону Вику.
– Не опять, а снова, – хмыкнула гигантская женщина, очевидно – кастелянша. – Этот хмырь, как всегда, в сельпо упылил, на опохмелку ему, видите ли, не хватило, а ключи с собой упер. Куда прикажете свежее белье складывать? У меня в гладильной еще столько же. А замок в двери еще с прошлого месяца сломан. Разворуют, как пить дать.
– Ну что вы говорите, Анна Аркадьевна. Кому тут воровать? Одни пенсионеры.
– Они и разворуют. Забыли как в прошлый заезд гладильную доску сперли? И как только унесли – она ж два пуда весит.
– Хорошо, хорошо, давайте попробуем разобраться, – замахала на нее руками администратор и обратилась к Вике: – Вы пока идите во второй корпус, устраивайтесь, а поговорим мы с вами позднее.
– Когда? – ухватилась за эту идею Вика.
– Ну, скажем, после обеда. Обед у нас в тринадцать сорок, потом тихий час. Так что будет время побеседовать.
Вика покинула административный корпус вслед за поглощенными разговором женщинами и побрела по асфальтированной дорожке в ту сторону, где за деревьями маячили двухэтажные корпуса. Девушка вспомнила, что ничего не спросила о ключе, но, как оказалось, волновалась она напрасно – в каждом корпусе имелась своя горничная и ключ был предоставлен ей без промедления. Вику удивили царящие здесь свободные нравы: служащая не стала задавать никаких вопросов, даже документов никаких не попросила, только взглянула мельком и снова уткнулась в дешевый бульварный роман со страстно целующейся парой на обложке. Девчонке вряд ли стукнуло больше семнадцати, а значит три года назад ее не могло здесь быть по определению, задавать какие-либо вопросы было бессмысленно.
Номер оказался двухместным и был даже хуже, чем Вика предполагала, но почему-то ее это не расстроило. Она с веселой дерзостью оглядела застеленную панцирную кровать с продавленной сеткой, тумбочку с покосившейся дверцей и расшатанный шкаф. Из щелястых окон безбожно дуло, но девушка успокоила себя тем, что в такую жару естественная вентиляция не помешает.
Неожиданным сюрпризом оказался личный санузел. То есть, не совсем личный – он был один на два номера и в него вели соответственно две двери – по одной с каждой стороны. Но соседний номер не был занят и Вика могла пользоваться душем в свое удовольствие.
Бросив сумку на стоящую возле стены кровать, она подошла к окну и с любопытством высунулась наружу. Клены обступали домик со всех сторон, их густые кроны бросали на зеленую лужайку кружевные тени. Прямо под окном располагалась клумба, засаженная готовящимися зацвести астрами. Один нетерпеливый цветок уже раскрылся, намного опередив своих сородичей. Его брызжущие во все стороны лепестки-лучи напоминали маленькое фиолетовое солнце. И Вика вдруг поняла. Внезапно она увидела совершенно другую картину, перед ней был не солнечный летний день, а сентябрьский горьковатый вечер. Золотые и багровые кленовые листья, усыпавшие все вокруг и пламенеющие в закатном солнце астры. Много-много фиолетовых астр. Фиолетовое на золотом – как это прекрасно. Это была особенная красота, немного горькая и чуточку увядающая, не красота жизни, но красота смерти, ее преддверие…
Теперь она знала, почему Гаевская отправилась сюда, Вика не могла ошибиться. Старая актриса прощалась с жизнью, прощалась вместе с окружающей природой, собравшей последние силы для прощального грустного танца. Это последнее усилие было куда ценнее юной весенней прелести или зрелой ядреной красоты щедрого лета. Именно потому, что оно было последним, это усилие.
Вике стало очень грустно. Ей вдруг показалось, что рядом с ней повеял какой-то особый ветерок, как будто чья-то невесомая прохладная рука ласково провела по разгоряченной щеке девушки, благодаря за понимание. Вика не испугалась, это почувствовав, она понимала, что незримое присутствие не причинит ей вреда и, закрыв глаза, подставила лицо легким прикосновениям.
Она простояла возле окна довольно долго. Вместе с пониманием пришло еще более горячее желание разобраться в чудовищном по своей жестокости преступлении, понять механизм тщательно продуманного злодеяния. Для этого нужно было подумать.
Вика отправилась изучать окрестности и не заметила, как пролетело несколько часов. Она влетела в столовую одной из последних, радуясь, что поспела вовремя. Она не боялась остаться без обеда, ей просто не хотелось упустить добрую администраторшу. К своему облегчению, Вика обнаружила женщину мирно сидящей за столом, в обществе все той же кастелянши и еще двух других служащих. Все четверо, не торопясь, пили компот и беседовали, и Вика в который раз за сегодня ощутила себя юной девочкой из пионерского лагеря.
Получив в окошке свой законный комплексный обед, она уселась за освободившийся у окна столик и уставилась на поднос со смешанным чувством восторга и удивления. Рассольник, оранжевый шницель с макаронами и компот из сухофрутов – боже мой, да здесь совсем ничего не изменилось! Нельзя сказать, чтобы еда выглядела чересчур аппетитно (как и положено нормальной столовской еде), но Вика, нагуляв аппетит во время прогулки, расправилась с ним в два счета.
Она как раз допивала компот, рассеянно глядя в окно, когда заметила неторопливо прогуливающуюся по дальней аллее фигуру. Девушка едва не поперхнулась черносливовой косточкой. Не может быть! Это невероятно! Человек, которого она заметила, просто не мог здесь оказаться. Конечно, расстояние слишком велико, чтобы сказать точно, но она узнала бы эту фигуру из тысячи. Неужели ее преследуют? Но как? Каким образом он так быстро вычислил, куда она направилась?